СМЕХ СТАРЦА
Игумен Симеон (Коссек) (ныне архимандрит)
Известны слова Христа, обращенные к старцу Силуану: "Держи ум свой во аде и не отчаивайся". В них мы имеем итог духовного опыта аскета, каковым был старец Силуан; таким был и о. Софроний, - такими же надлежит стремиться быть и нам. В этом суть сознания нашего греха, нашей немощи, нашей удаленности от Бога перед лицом Его бесконечной любви. Этот опыт должен приобрести каждый христианин, каков бы ни был его духовный уровень. Мы и не можем, и не должны копировать жизнь святых аскетов, но наш личный опыт всегда аналогичен тому аскетическому опыту, одним из лучших свидетелей которого был о. Софроний, в той мере, в какой мы истинно взыскуем Бога. <...>
Когда опыт познания Бога на путях нашей земной жизни столь насыщен, как у старца Силуана или о. Софрония, этот опыт обретает вечную ценность, неважно, какими словами он описывается — обычными словами или словами ученых и богословов. <...>
Прекрасно говорить о том, что есть духовная жизнь, но еще лучше — молиться за весь мир. <...>
Монах, отшельник в пустыне не отделен от мира. По глубоком размышлении мы понимаем, что онтологически мы связаны в грехе со всем человечеством. Когда святой, такой, как старец Силуан или о. Софроний, получает опыт познания океана своей греховности перед лицом милосердия Божьего, ему ничего другого не остается, как обратиться к Богу, — но вкупе со всем миром, потому что он связан с этим миром. <...>
Если свидетельство о. Софрония важно, то потому, что свидетельство это — прежде всего свидетельство опытное, которое уходит за пределы интеллектуального и богословского размышления. Самой своей жизнью он сообщает нам этот опыт. Здесь мы сталкиваемся с одной из замечательных черт о. Софрония: он никогда не стремился хранить свой личный опыт для себя одного. Он хотел, чтобы его братья (прежде всего монахи и монахини его монастыря, но и все другие, кто приходил к нему) смогли получить что-то из этого опыта. Но, конечно же, это никогда не делалось им из тщеславия. <...>
Я знал о. Софрония приблизительно пятнадцать лет. Я хорошо помню нашу первую встречу. Сразу же, с его первых слов, по его лицу и словам, я почувствовал, что передо мной человек Божий. <...>
Меня поразило, до какой степени прямым человеком был о. Софроний. На каждый вопрос, который перед ним ставился, ему удавалось отвечать перед лицом Божиим, с необычайной любовью, но и с очень большой честностью. <...>
Жизнь о. Софрония всегда была окрашена юмором. Слово
юмор (франц. humour - прим. пер.) мне всегда, по моей любви к игре слов, казалось связанным с двумя словами: смирением и любовью (франц. соответственно humilite и amour — прим. пер.). Мне кажется, что у о. Софрония чувство юмора было свидетельством смирения и любви, живущих в сердце. Когда он смеялся - это были взрывы смеха. Ни одной моей встречи с ним не прошло без того, чтобы он не разражался этим необыкновенным смехом, в котором проявлялась сердечная радость. И в то же время он был постоянно серьезен.В последнюю нашу с ним встречу перед тем, как я принял решение основать монастырь св. Силуана, я сказал ему: "Отче, Вы в самом деле считаете, что я должен заняться этим монастырем?" Я трепетал немного, потому что это казалось невероятной авантюрой. В качестве ободрения он сказал мне страшные слова: "Это невозможное дело, но вы делайте его. Знайте, что это не получится иначе как слезами и кровью". А потом добавил: "Да и вообще, что вам еще остается? Вы же не можете повернуть назад. Перед вами пропасть? Ну прыгайте, прыгайте!" И тут он разразился громким смехом: "Я-то уже прыгнул, теперь - ваша очередь!" <...>
И вот еще слова, которые я люблю вспоминать при разных обстоятельствах. Монастырь уже был основан, и я порой обращался к о. Софронию со стенаниями, рассказывая о превратностях, несчастьях и трудностях начального периода. Он выслушивал меня, как всегда, с большой любовью и добротой. Наконец, однажды он произнес:
"Послушайте, у меня ведь все то же самое! Однако я не могу препираться с Богом, потому что Он дал мне - конечно, довольно скупо, - способность не препираться с Ним. Так что делайте как я!" <...>
У о. Софрония была особенная личная близость к Богу. Последний раз я видел его живым, когда получал в его присутствии монашескую мантию. Он вошел в маленькую комнату, где я готовился вступить в храм, и сказал: "Вот, я пришел по важному делу". И, изобразив двумя пальцами крест, он прибавил: "Теперь, до конца вашей жизни, — крест, крест, крест!" Видя, что я еще больше испугался, он продолжал: "Но не беспокойтесь! Посмотрите на меня! Бог совершил со мной то, что мог; может быть, удалось и неплохо, ничего не знаю, об этом Ему судить. Но вы же знаете, что Бог наш действует иногда "безрассудно "!