АРХИМАНДРИТ СОФРОНИЙ И ДАВИД БАЛЬФУР

Иеродиакон Николай (Сахаров)

Архимандрит Софроний (Сахаров, 1896—1993) известен в православном мире как автор книг «Старец Силуан» (Париж, 1952), «Видеть Бога, как Он есть» (Эссекс, 1985), «О молитве» (Париж, 1991), «Рождение в Царство Непоколебимое» (Москва, 2000) и др. Некоторые из его книг, такие как «Старец Силуан», по своей популярности стали православной классикой XX века. Для всех, кто соприкоснулся, пусть даже отчасти, с духовным наследием отца Софрония, всякое слово о нем может показаться излишним. Его писания — красноречивое свидетельство о духовном богатстве сего замечательного подвижника благочестия нашего столетия.

Жизненный путь отца Софрония охватывает почти все XX столетие. Основные вехи его духовного развития так или иначе переплетались с судьбой человечества в XX веке. При этом его слово оставалось незаменимой духовной поддержкой для разных поколений — они находили в нем ответы на многие вопросы, порожденные противоречиями, конфликтами и трагедиями современной жизни.

Публикуемые в журнале «Церковь и время» письма к Д. Бальфуру — первое из духовных писаний отца Софрония (1). Предшествующие переписке годы его жизни были ознаменованы напряженным поиском Бога. Отца Софрония не покидала мысль о том, как человек может перейти грань этой временной жизни, ибо, по его словам, «дух человека не принимает идеи смерти» (2). Сам отец Софроний так описывал свое состояние в тот период: «Все мое бытие было заключено в искании выхода из узких рамок времени и пространства» (3), к познанию Вечного и Абсолютного.

Уже будучи в Париже, отец Софроний поступил в Свято-Сергиевский богословский институт, чтобы глубже постичь христианское мировоззрение. Однако учеба в Институте, несмотря на то, что здесь преподавали выдающиеся представители русского богословия того времени, не смогла удовлетворить его жажды богопознания. В 1925 году он уехал на Афон, где был принят в братию Свято-Пантелеимоновского монастыря. Напряженный внутренний поиск предшествующих лет подготовил почву к восприятию величайшего духовного явления нашей эпохи — старца Силуана (1866—1938). Отец Софроний, как никто иной, смог понять и оценить по достоинству богооткровение, которого сподобился старец Силуан: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся» (4). Как пишет отец Софроний, это было воистину событием историческим, определяющим всю нашу эпоху: это было «началом победы, исходом к вселенской любви» (5). Несмотря на то, что старец Силуан был человеком малограмотным, он сумел разрешить глубочайшие жизненные вопросы, на которые не смогла дать ответ даже богословская элита Парижа. Ныне старец Силуан — прославленный святой Православной Церкви, широко известный и почитаемый во всем мире. Он был причислен к лику святых в 1987 году.

Переписка с Бальфуром отчасти проливает свет на первые годы знакомства отца Софрония со старцем Силуаном, начавшегося в 1930 году. Сам отец Софроний позднее писал об этом: «Это было в те дни, когда я не находил достаточных слов, чтобы принести Богу мою благодарность за встречу мою со Старцем Силуаном. В то время, я был весь под “знаком”, (чтобы не сказать неподходящего в данном случае слова — впечатлением) того Света Преображения, в котором Бог показал мне Старца. После семи лет глубочайшего “недоумения”... в котором я находился до этой встречи, мне в Старце было дано подлинно откровение и утверждение» (6).

Переписка отображает пройденный путь аскетической борьбы и внутреннего подвига, которым отец Софроний откровенно делится со своим братом во Христе. Рожденное в недрах Афонской традиции учение, изложенное в письмах, во многом предвосхищает книгу «Старец Силуан». Являясь свидетельством повседневной жизни святогорцев, переписка изобилует содержательными упоминаниями о старце Силуане как современнике и соподвижнике. В ней содержится множество полезных аскетических советов, отличающихся конкретностью.

Из-за свойственной ему скромности отец Софроний при жизни не хотел, чтобы эти письма стали достоянием широкой публики. В них так много откровенного, глубоко личного. Позднее он признался Бальфуру: «Я, по неопытности моей, писал Тебе о самом себе, о том, что я сам мыслил и переживал, о том, как сам я боролся с той или иной страстью... Именно эта неопытность, или, иначе говоря, только начало опыта, и характеризует весь этот период моей с Тобою связи в молитве. Теперь я многого не сделал бы из того, что позволил себе тогда. Но прошлого не вычеркнешь из жизни, как “факт”. Его можно покрыть покаянием, сделать бессильным для вечности, но как факт исторический оно останется именно таковым фактом. Я, конечно, не первый, которому выпадает на долю переживать стыд за свое прошлое, за сказанное неуместное слово или написанное. Да и в том уже находишь себе некоторое удовлетворение, что хотя бы в последующие годы мне было дано усмотреть ранее сделанные ошибки» (7).

В Евангелии сказано: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы» (Мф. 5:14), посему было бы неуместным сокрыть духовное богатство, заключенное в этих письмах, «закопать... в землю» талант сей премудрости духовной (Мф. 25:18) или, «зажегши свечу» поставить ее «под сосудом» (Мф. 5:15), предав забвению слово, Святым Духом движимое. Но да исполнится завещанное Господом: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16). Именно в силу глубоко личного характера и «неопытной» откровенности письма правдиво отражают внутреннее горение духа молодого подвижника, отца Софрония, приоткрывают тайны его сердца, исполненного огнем любви Христовой. Читая их, каждый может почерпнуть нечто на пользу душе во укрепление веры и духовное утешение. При этом публикуемые письма едва ли можно рассматривать в качестве общего руководства к духовной жизни, поскольку сам отец Софроний отмечает: «писанные к определенному лицу в определенных условиях... они во всех отношениях являлись предназначенными для некоторого переходного времени» (8). Соответственно, содержание писем определялось текущими духовными нуждами их адресата — Давида Бальфура.

Вся жизнь Давида Бальфура была неутомимым поиском истины. Его пытливый ум никогда не позволял ему успокоится на достигнутой цели. Движущей силой в его жизни была, по его выражению, «жажда подлинного бытия» (9).

Давид Бальфур родился 20 января 1903 года в интеллигентной английской семье. Вскоре после рождения сына его родители приняли католичество — это во многом определило религиозное становление молодого Давида. Во время обучения в католической школе он ощутил в себе призвание к священству и монашеству. После обучения в Риме в 1922 году он стал послушником в бенедиктинском католическом монастыре Фарнбург, недалеко от Лондона. С ранних лет своего духовного развития он проявил интерес к восточному монашеству и в 1926 году переехал в бельгийский монастырь, ныне известный как Шеветонь — католический монастырь, придерживающийся православного типикона. Там он дал монашеские обеты и позднее сподобился священного сана (10).

В 1932 году произошло событие, которое перевернуло всю жизнь Д. Бальфура. Он посетил Святую гору Афон с целью исследовать некоторые рукописи. Там произошла его судьбоносная встреча со старцем Силуаном и отцом Софронием. Когда Бальфур прибыл в Свято-Пантелеимоновский монастырь, первым на берегу, когда он выходил из лодки, его встретил отец Силуан и проводил его в обитель. Дорогою, как впоследствии рассказывал старец Силуан, у него все время было желание сказать Бальфуру: «Молитесь, и Господь Вас просветит!» Однако старец не решился тогда сказать этих слов, желание же не оставляло его и даже усиливалось. Тогда он, уразумев волю Божию, решил пригласить Бальфура в келью, где сказал ему: «Бог мне внушил Вам сказать — молитесь и Господь Вас просветит!» Для Бальфура, долго мучившегося сомнениями и нерешительностью, разрешить которые он хотел своим умом, — то есть обычным, особенно для современного человека, путем всестороннего логического рассмотрения, — эти простые и, в сущности, самые обыкновенные в нашей жизни слова, были едва ли не откровением. Они указывали ему путь к разрешению тяжких сомнений — путь решительный, хотя, быть может, и сверхъестественный. Еще один схимонах Пантелеимоновского монастыря, живший «на пустынке» в одной версте от обители, уже после отъезда Бальфура с Афона, рассказывал, что он во все время пребывания Бальфура на Святой горе и в Пантелеимоновском монастыре имел весьма сильное желание сказать ему: «Принимайте Православие, оставьте Католичество!» Отец Софроний впоследствии его спросил:

— Почему же у Вас было такое странное желание? Столько посетителей бывает у нас в монастыре — и католиков, и протестантов, и других. При том же не принято у нас, монахов, входить в общение с гостями и вообще посторонними, тем более иноверными.

Пустынник ответил:

— Я видел Бальфура в Церкви и полюбил его, и стало мне жалко его, что он неправославный, и молился я за него, — и вот так пришло мне желание сказать Бальфуру, чтобы он принимал Православие.

Было и у других монахов подобное желание, и многие за него молились. Сам отец Софроний молился за Бальфура в течение нескольких месяцев. И вскоре Господь порадовал его великой радостью.

Иеросхимонах Пинуфрий, уже по отъезде Бальфура, спросил отца Софрония о нем. Отец Софроний ничего не рассказал тогда о Бальфуре, просил только молиться за него, так как Бальфур, уезжая, просил всех монахов молиться о нем. Пинуфрий сначала сказал с некоторой безнадежностью:

— Что же мы будем молиться за католиков; они нам чужды; дай Бог всем спастись...

Однако стал молиться. И что же? Через несколько дней, встретив отца Софрония, он рассказывал:

— Бальфур — необыкновенный человек... представьте, по Вашей просьбе ночью, на каноне, стал я за него молиться, и вдруг молитва за него пошла у меня какая-то особенная, и так овладела сердцем моим, что все эти дни и дома, и в Церкви только за него и молюсь.

Отец Софроний промолчал: он благодарил Бога и удивлялся промышлению Божию. Рассказал он все это старцу Силуану. Старец же много раз повторил: «Бальфур обращен в Православие чудом».

Позднее отец Софроний, вспоминая о тех днях, писал: «Еще далеко не все мне известно относительно Давида Бальфура... но довольно уже, чтобы увидеть, как дивно благодать Божия действует одновременно в сердцах многих людей... быть может, для того, чтобы то, что не сделает один, сделал другой; быть может, для того, чтобы возможно большее число людей привлечь к участию в Божественном деле Христовом — искупления и спасения мира; быть может, для того, чтобы всех нас связать крепко любовью... быть может, потому, что любовь Божия не без правды... я же думаю, что все сие перечисленное далеко не исчерпывает бесконечной премудрости Божиего промысла о нас» (11).

Столь сильным и глубоким было у Бальфура переживание промысла Божия, что для него стало очевидным: он должен принять Православие. Именно с этого момента завязалась братская переписка между Бальфуром и отцом Софронием. Руководимый духовной поддержкой отца Софрония и отеческими наставлениями старца Силуана, Бальфур перешел в Православие 12 сентября 1932 года с признанием священного сана. Это произошло в Литве, принял его в каноническое общение с Церковью митрополит Елевферий, Экзарх Московской Патриархии в Западной Европе. Местом нового служения отца Давида стало Трехсвятительское подворье в Париже. Там же он дал монашеские обеты, но уже как православный священник. Постригал его архиепископ Вениамин. При этом владыка дал ему новое монашеское имя — Димитрий и поручил духовному руководству старца Силуана.

Вскоре после пострига у Бальфура начались искушения, подвергшие испытанию его верность монашеским обетам и его православную веру вообще. Принятие Православия для католического монаха было связано со многими жертвами. Это не было простым «обращением к Богу». Ведь за спиной у Бальфура были десятилетия глубокой духовной жизни в Католичестве; и его обращение не было следствием интеллектуального выбора, а, скорее, его интуитивного «согласия» на внутренний призыв Бога и Его промысл. Неудивительно, что у него осталось много вопросов и сомнений догматического порядка относительно православной веры. С этими вопросами он и обратился к отцу Софронию как интеллигенту, способному удовлетворить его духовные и умственные искания. Отец Софроний благодаря тонкой духовной интуиции, как никто иной, сумел дать ответы, убедительные даже для такого высокообразованного богослова, каким был отец Димитрий, относительно православного подвижничества. В письмах можно проследить последовательное разъяснение истин Православия и уклонения от них в Католичестве. Так, замечательным примером православной апологетики являются письма, затрагивающие мистический опыт Иоанна Креста — одного из самым популярных католических святых-кармелитов XVI века (12).

Письма середины 30-х годов свидетельствуют о том, сколь самоотверженным был для Бальфура разрыв с католическими друзьями: расценив его поступок как предательство их веры, они отплатили ему отчуждением. С особой болью восприняла уход Бальфура из Католичества и приятие монашеского пострига в Православии его мать. Вдохновение на страдания, на скорби, на несение креста Христова является центральной темой многих писем отца Софрония в тот период. Их цель — зажечь сердце отца Димитрия дерзновенной верой в то, что скорби — суть печать богоизбрания.

С назначением архиепископа Вениамина Экзархом Америки на отца Димитрия было возложено новое послушание — сопровождать своего архиерея в качестве секретаря и переводчика в США. Вскоре он стал свидетелем юрисдикционного дележа между двумя иерархами — митрополитом Вениамином и отделившимся от Московской Патриархии митрополитом Платоном. Этот соблазн стал серьезным испытанием для его еще неокрепшей веры. По возвращении в Европу Бальфур провел шесть месяцев в Лондоне в надежде создать приход — надежде, которой не суждено было осуществиться. Осенью 1935 года, имея целью найти для себя духовное пристанище, отец Димитрий во второй раз приехал на Афон и провел там шесть месяцев в строгом отшельничестве. И вновь — крушение надежд: святогорцы не признавали ни его «католического» крещения в прошлом, ни тем более его священный сан. После этого греческие гражданские власти, всячески препятствовавшие поселению на Святой горе иностранцев, вынудили отца Димитрия покинуть Афон.

О том, что происходило в душе отца Димитрия, нетрудно догадаться. Разочарование, усталость из-за непрекращающихся духовных скитаний, изгнания и странничества заставили его искать более «стабильного» места служения. Ради этого он пошел на духовный разрыв со своим старцем — отцом Силуаном — и пренебрег его советом вернуться в Париж и затем ехать в Англию, чтобы проповедовать там Православие. В письме к отцу Софронию он написал: «Молитесь за меня, не осуждайте меня и имейте в виду, что буду всегда стараться исполнить заповедь — поехать и проповедовать в Англии. Но о способах подготовки, временах и средствах осуществления я твердо решил судить сам, по совету с начальством и с такими духовниками, которых Бог мне пошлет на месте... Советоваться буду, и приму к руководству общую линию, но больше не могу. Нельзя пользоваться старцем как оракулом» (13). На это старец Силуан ответил: «Что же он наши молитвы сравнивает с оракулом? Дешево же он нас оценил. Пусть он живет по-своему, как хочет. Опыт его научит. Он потерял веру, а без веры пользы не будет» (14). Позднее Бальфур говорил: «Если бы я поступил по совету Старца, моя последующая жизнь потекла бы иначе» (15). О своем преслушании старцу Силуану Бальфур сожалел до последних дней жизни.

Взяв судьбу «в свои руки», он решил остаться в Афинах. Поначалу все складывалось как будто бы удачно: он был зачислен в братию монастыря Пендели близ Афин, поставлен духовником, окончил Афинский университет с отличием, возведен в сан архимандрита, назначен настоятелем в церковь при афинской королевской больнице — «Евангелизмос». Обладая незаурядными музыкальными способностями, он сумел организовать там профессиональный церковный хор. Во время своих визитов в «Евангелизмос» члены королевской семьи нередко посещали богослужения в больничной церкви, привлекаемые стройным пением руководимого Бальфуром хора. Таким путем отец Димитрий стал приближенным греческого королевского двора, и, как говорили тогда, принимал исповедь у некоторых членов королевской семьи.

Однако Афинское служение отца Димитрия оборвалось так же внезапно, как и другие его начинания. На этот раз событием, неожиданно потрясшим его жизнь, была немецкая оккупация 1941 года. Всего за несколько дней до прихода немцев в Афины, утром 18 апреля, он сумел получить отпустительную грамоту от местного архиепископа, а вечером уже был на пароходе с другими беженцами, плывущими в Египет.

Что произошло позднее, трудно понять однозначно: этот момент остался наиболее загадочным в жизни Бальфура. По приезде в Каир он стал искать для себя новое место служения в Православной Церкви, будучи уже известным архимандритом и духовником, но – безуспешно. Внутреннее истощание его веры на этот раз достигло своего предела. Сам Бальфур свидетельствовал: «Я потерял веру в то, что Православная церковь является “единственной обладательницей Истины во всей ее полноте”» (17). Позднее отец Софроний писал, имея в виду, помимо прочих случаев, вероятно, и историю с Бальфуром: «Из моих встреч я имел немало случаев убедиться, что всякое снижение христианства влечет за собою или личные, или общественные катастрофы. Только этим снижением и можно объяснить бегство из церковной ограды многих лиц, искренно ищущих универсальной “кафолической” Правды, и универсальной “кафолической” Истины. Говорю не о развращенных, а о тех, кто глубоко ищет разрешения великих проблем нашего бытия, кто стремится к интегральному и даже абсолютному познанию, естественному для человека» (18).

После пяти месяцев «бездействия» в Каире он сбрил бороду, снял рясу и порвал с Православной Церковью. Не имея ни денег, ни насущного хлеба, ни близких, ни семьи, ни отечества, ни, самое главное, — веры, Бальфур пережил глубокий внутренний кризис, из которого стал искать исхода любой ценой. Позднее он охарактеризовал этот период как «годы бессловесного безбожия» (19). В Каире ему случилось жить в комнате, из окон которой было видно Британское консульство. Когда он видел своих соотечественников, входивших и выходивших из дверей консульства, у него возникало чувство, что он не может стать одним из них. По сравнению с собственным плачевным прозябанием их жизнь ему казалась стабильной, устроенной, полной уверенности в завтрашнем дне. Под влиянием своего двоюродного брата, который был государственным чиновником в Британском представительстве в Египте, Бальфур обратился в консульство с просьбой предоставить ему работу. Он надеялся, что свободное владение несколькими иностранными языками поможет ему заработать на жизнь.

Будучи принят на работу в Разведывательные службы Британской Армии в Каире, он, к своему удивлению, вскоре был возведен в звание майора. Как человеку, в совершенстве владеющему греческим языком, Бальфуру вскоре был предложен важный пост в Британском министерстве иностранных дел по политическим сношениям с Грецией. В качестве дипломатического лица осенью 1944 года он был назначен в Афины для работы в Британской Армии.

По возвращении в Афины, но уже как дипломат, Бальфур возобновил переписку с отцом Софронием. Причиной пробуждения в нем религиозного интереса стала трагическая смерть его брата, который погиб в Гонконге в застенках японского концентрационного лагеря для военнопленных. Это событие возродило в Бальфуре чувство бренности всего земного и переживание трагедии человеческого бытия, хотя внутренне он был еще слишком далек от отца Софрония, чтобы разгорелся в нем некогда потухший огонь веры. После войны жизнь Бальфура, казалось, потекла по «обычному руслу» мирской жизни: дипломатическая работа, брак, семья. По службе ему пришлось много раз переезжать из одной страны в другую, жить во многих городах: Тель-Авиве, Смирне, Генуе, Женеве и др.

За все это время отец Софроний не прерывал связи с Бальфуром. В начале 50-х годов отец Софроний, предвидя в недалеком будущем внутреннюю перемену в своем друге, предсказал: «Ты пишешь: “Так далеко все это от меня теперь... Не знаю, можешь ли ты понять, как далеко отошел я от всех вас?”» А вместе с тем добавил: «А все-таки я вспоминаю с любовью и благодарностью старых друзей, и хочется с ними общаться. Я нескромно думаю, что забыть нашу любовь во Христе совсем ты все-таки не сможешь. Психологически произошло перемещение центра твоего внутреннего мира. Сила новых впечатлений, сильное влияние всего того, что тебя теперь окружает, — все это с годами потеряет свою остроту, и тогда ты снова увидишь, что мы не так далеки от тебя, что нам есть место в твоем сердце, как есть место для тебя и в нашем сердце. Я уже тебе говорил, и, быть может, излишне повторять, что я не забуду тебя. Впрочем, я не смею так сказать, ибо я человек. “Я не забуду тебя” — это слова Бога» (21).

Естественно, сознавая свою ответственность пред Богом за душу Бальфура, отец Софроний никогда не прекращал усиленно молиться за него. И в 1962 году в Женеве произошел последний и уже окончательный поворот во внутренней жизни Бальфура. Как-то ночью он разбудил свою семью и, находясь в необычно взволнованном состоянии, торжественно произнес: «Я вновь верую». Остается тайной, какое Божественное посещение он тогда пережил, но с того момента он усиленно искал воссоединения с Православной Церковью. Более всего жаждал он причащения Святых и Животворящих Таин — Тела и Крови Искупителя. Он незамедлительно отправился к отцу Софронию — своему старому и верному во Христе брату, к тому времени уже игумену Свято-Иоанно-Предтеченского монастыря в английском графстве Эссекс. Их трогательная встреча окончилась глубокой покаянной исповедью Бальфура за все годы его духовного отчуждения, прожитые вдали от Церкви. После этого Бальфур обратился к митрополиту Николаю, Экзарху Западной Европы, с просьбой принять его обратно в лоно Церкви как мирянина. С того момента Бальфур со всяким тщанием хранил верность Православию до конца своих дней, неизменно причащаясь святых Христовых Таин. Многие вспоминали, как он, молясь за литургией, проливал горячие слезы покаяния. С этого момента возобновился и его духовный контакт с отцом Софронием. Духовническое руководство на этот раз осуществлялось не через письма, а лицом к лицу во время их частых встреч. Именно поэтому в письмах того периода духовные вопросы почти не затрагиваются.

Бальфур продолжил свое служение Православной Церкви, но уже как богослов-мирянин. В 1970-е годы он поступил в аспирантуру богословского факультета в Оксфорде. Его научным руководителем был крупнейший современный патролог — ныне здравствующий епископ Диоклийский Каллист (Уэр). Под его руководством Бальфур подготовил к изданию некоторые из святоотеческих текстов. Наиболее крупным его вкладом в развитие святоотеческой науки было издание писаний преподобного Григория Синаита и святителя Симеона, архиепископа Солунского.

После продолжительной болезни Бальфур мирно отошел ко Господу 11 октября 1989 года. Так закончился нелегкий жизненный путь этого во многом замечательного человека. Незадолго до смерти Бальфур как-то сказал о своем пройденном духовном поприще: «Я, как неразумный ослик, думал угнаться за двумя могучими конями — старцем Силуаном и отцом Софронием». В последнем письме отец Софроний написал Бальфуру: «Да, мы связаны навсегда всем, что произошло в прошлом за более чем полвека. Бог так много проявлял Свое внимание к судьбам нас обоих, что мы не должны утерять к Нему чувство вечной благодарности» (22).

1. Это вторая подборка писем, публикуемых журналом. Первую, под общим названием «Православие — свидетельство истины», см. в журнале «Церковь и время», №3 (12), 2000.

2. Архимандрит Софроний. Письма в Россию. М., 1997. С. 19.

3. Там же. С. 22

4. Архимандрит Софроний. Преподобный Силуан Афонский. Эссекс, 1991. С. 20, 59, 89 и др.

5. Архимандрит Софроний. Письма в Россию. С. 28.

6. Архимандрит Софроний. Письмо к Д. Бальфуру от 31 октября 1961 г. В: The Archive of the Gennadeios Library, Athens. G2.

7. Там же.

8. Архимандрит Софроний. Письмо к Д. Бальфуру №19 от апреля 1934 г. В: The Archive of the Gennadeios Library, Athens. G1. №В-19.

9. См.: Д. Бальфур. Письмо к о. Софронию от 27 сентября (10 октября) 1932 г. В: The Archive of the Monastery of St John the Baptist. MBS.

10. О раннем периоде жизни Д.Бальфура и его обращении в Православие упоминает монахиня Силуана (Соболева) в книге «Три встречи» (М., 1997. С. 76—83). В ее повествовании есть некоторые исторические неточности. Так она, называя отца Давида «лордом», по-видимому приняла его за известного политического деятеля начала XX в. — лорда Бальфура, тогда как отец Давид имел более скромное социальное происхождение. Также занимательный рассказ о том, как Давид Бальфур «пожертвовал много денег Римскому Папе» и «основал Шеветонский монастырь для борьбы с Православием», не имеет под собой реальных исторических оснований.

11. Из письма отца Софрония епископу Вениамину. Письмо не сохранилось. Некоторые отрывки восстановлены благодаря заметкам, сделанным самим Д. Бальфуром. См.: Д. Бальфур. Заметки из письма отца Софрония к митрополиту Вениамину. В: The Archive of the Gennadeios Library, Athens. G1. Excursus.

12. Необходимо отметить, что, сознавая приверженность Бальфура духовности кармелитов в прошлом, отец Софроний поначалу вынуждался быть крайне осторожным в своей критике Католичества. Из сохранившихся набросков писем (MSB) очевидно, что в окончательной версии каждого письма отец Софроний скрашивал в более мягкие тона свои изначальные мысли, где он подвергал критике некоторые моменты в аскетической традиции Католичества. Позднее, в 1952 г., в книге «Старец Силуан» отец Софроний более подробно разбирает духовные отклонения, свойственные западной мистике. Этим вопросам посвящены главы «О видах воображения» (см.: Архимандрит Софроний. Преподобный Силуан Афонский. Эссекс, 1991. С. 64—70) и «О мраке совлечения» (там же. С. 78—80).

13. Д. Бальфур. Письмо к отцу Софронию №1 от 7 апреля 1936 г. В: The Archive of the Monastery of St John the Baptist. MBS (см. приложение II, 1: «Старец — не оракул»).

14. Архимандрит Софроний. Письмо к Д. Бальфуру №24 от 7 (20) апреля 1936 г. В: The Archive of the Gennadeios Library, Athens. G1. №С-11.

15. См.: Епископ Каллист (Уэр). Obituary: David Balfour. In: Sobornost (incorporating Eastern Churches Review). Лондон, 1990. T. 12, №1. С. 55.

16. Там же. С. 56.

17. Там же.

18. Архимандрит Софроний. Письмо к Марии Семеновне Калашниковой (сестре отца Софрония) от 24 августа 1973 г. В: The Archive of the Monastery of St John the Baptist.

19. Д. Бальфур. Письмо к отцу Софронию №5 от 8 апреля 1945 г. В: The Archive of the Monastery of St John the Baptist. MBS (см. приложение II, 5: «Годы безбожества»).

20. Так, в конце декабря 1944 года он был переводчиком Уинстона Черчилля во время переговоров с греческим правительством.

21. Архимандрит Софроний. Письмо к Д. Бальфуру от 24 декабря 1950 г. В: The Archive of the Gennadeios Library, Athens. G2.

22. Архимандрит Софроний. Письмо к Д. Бальфуру от 18 января 1987 г. В: The Archive of the Gennadeios Library, Athens. G2.